Шрифт:
Закладка:
Лев Иванович успокоил встревоженную женщину:
– Что вы, никаких жалоб! Вы прекрасный сотрудник, очень ответственный и внимательный. Я по другому поводу, мне надо понять кое-что для важного дела. Можете рассказать, как вы добрались до переезда и сели в электричку? По времени точно сможете определить? Это очень важно!
Кураева закивала головой и задумалась:
– Так, ну с шести тридцати я все назначения разнесла, уколы сделала. Потом журнал заполнила и стала одеваться. Хотела к восьми успеть добежать на вокзал за полчасика, тут по тропинке быстро. Но вас ждала, ждала, а потом уже поняла, что опаздываю, и кинулась бежать со всех ног, чтобы хотя бы на переезд успеть. Там дежурная стрелки переводит и состав останавливается. Вообще, нет остановки, хотя машинисты часто двери открывают, если видят таких, как я – опоздунов. Из моего поселка, Кураевки, много кто работает в больнице. Смена до восьми, а отправление электрички тоже в восемь. Вот и не поспеваем. Ребята в кабине добрые. Понимают, что потом людям или на перекладных, или ждать до обеда на вокзале, тяжело после смены. Вот и открывают двери быстренько.
– Простите, что задержались из-за меня, – извинился Лев. – Во сколько на переезде останавливается состав, точно можете сказать?
Медсестра махнула примирительно натруженной рукой:
– Да ладно, что там. В восемь двадцать три он там всегда, они точно ездят по времени.
– То есть и в этот раз в восемь двадцать три машинист открыл двери, вы залезли в вагон и состав уехал?
Женщина кивнула, покосилась на двери палаты, за которыми застонал вновь прибывший пациент. Лев уточнил еще:
– Кто-то был кроме вас на платформе? Видели, кто еще садился в электричку?
Медсестра покачала головой:
– Она же длинная, как усмотреть, вагоны последние за домиком дежурной стоят. А я в первый прыгнула. Да и не до этого было, я по дороге бежала и вижу, что поезд тормозит. С дороги свернула и по кустам кинулась, чтобы в первый вагон успеть, как двери откроются. Мне до переезда еще с сумками пару минут было бежать.
Лев наклонил голову:
– Простите еще раз, что из-за меня чуть не опоздали и с сумками бегали. Работа такая, в следующий раз не ждите такого, как я, уходите, как запланировали.
Медсестра улыбнулась:
– Да чего уж, не винитесь. Разные дела бывают, тем более у вас работа такая важная. Преступников ловить, – перехватив удивленный взгляд Гурова, смутилась. – Да болтают просто всякое в отделении. Вы не переживайте, мы так, с девочками за чаем разок обсудили, и теперь молчок. Главное, чтобы вы этого Афанасьева поймали. «Вечный жених», стольким женщинам и ребятишкам жизнь попортил. Вот же, за такой красотой нутро гнилое скрывается, сразу и не скажешь.
Ольга Александровна встрепенулась на повторный стон из-за дверей больничной палаты:
– Мне идти надо. Простите, работы много. Сегодня по «Скорой» дежурим.
– Конечно, – Лев кивнул и даже не заметил, как медсестра исчезла за крашеной дверью.
Он снова вернулся к вопросу, который мучил его с прошлой ночи: почему Афанасьев помог ему, спас от смерти? Почему не дал Бережнюку завершить начатое и добить обездвиженного противника?
В раздумьях он добрел до своего нового места обитания, где царило вечернее оживление. Больные выстроились на процедуры, снова гремела тележка с ужином. Правда, опер в общую суету не включился, даже прикрыл плотно двери в своей комнате, чтобы не отвлекаться на звуки. Он взялся за карандаш и копии дела Афанасьева, делая торопливые пометки на полях. Смартфон гудел время от времени, затих лишь, когда Гуров отбил короткую СМС – «Перезвоню». Звонил Сладкевич, может быть, с хорошими новостями, и все же Лев не хотел сейчас общаться с майором. Ему нужно было время, чтобы рассмотреть произошедшее с холодной головой, превратить события прошлой ночи в четкую схему, которая сразу показала бы нелогичность действий участников. Только вместо схемы у него получился на чистом листе набор из ячеек с вопросами, на которые не было ответа. Ответы можно найти при тщательном изучении дела «вечного жениха». И Гуров разложил десятки листов по кровати, полу и подоконнику. Под тусклым светом дежурного света больницы в пространстве будто разлились белые озерца, он со вздохом начал чтение с первого листа.
Несколько часов опер провел за изучением ровных строчек в материалах дела, вдруг карандаш дрогнул в нужном месте и подчеркнул жирно название деревеньки. Дальше оперативник сверил свою догадку с расписанием электричек на сайте железной дороги и от радости вскочил, заходил по небольшому пространству – он оказался прав, кажется, можно ехать на задержание. Звонить Сладкевичу Лев не стал, тот и так измотался за последние сутки, не хватало еще работать нянькой у столичного опера. Решил, что заручится помощью дежурной группы, которая сейчас работает в отделе.
К тому же у Гурова давно уже родилось смутное раздражение к новому напарнику, он не мог объяснить его сам себе. Ведь вроде бы заботится о нем Павел, возит по всем делам, жертвуя своим временем и работой, скорее всего, из желания загладить свою вину. Только от его заботы хотелось сбежать, чересчур много и часто они общались. Оттого Гурову начинало казаться, что Сладкевич всегда слишком близко, всегда где-то рядом. Близкие Льва, его коллеги знали, что оперативнику Гурову лучше не мешать, когда тот с головой ушел в новое дело. Как дозреют выводы и рассуждения, то он их сам расскажет, а давить или заваливать вопросами – бесполезно. Не ответит, наоборот, только замкнется в себе еще сильнее, чтобы сохранить внутренний процесс, когда из отдельных кирпичиков-фактов вдруг складывалось дело с преступником, мотивом, орудием и доказательствами вины.
Правда, сейчас его размышления прервал азарт розыскника – как можно быстрее проверить свою догадку, добраться до укрытия Афанасьева и взять его. Одному на такое дело идти совсем не с руки, учитывая вчерашние травмы, да и сам жиголо отличается как крепким телосложением, так и военной выучкой. Он сможет оказать сопротивление, поэтому Лев снова выскользнул через черный ход из больницы в ночь
